Булат Окуджава


По дороге к Тинатин

О. Батраковой

(Из поэмы)

1

Вся земля, вся планета -- сплошное "туда".  
Как струна,  
дорога звонка и туга.  
Все,  
куда бы ни ехали,  
только -- "туда",  
и никто не "сюда". Все -- "туда" и "туда".  
Остаюсь я один.  
Вот так.  
Остаюсь.  
И боюсь (и признаться боюсь, что боюсь).  
Сам себя осуждаю, корю.  
И курю.  
Вдруг какая-то женщина (сердце горит)...  
-- Вы куда?! -- удивленно я ей говорю.  
-- Я сюда... -- так влюбленно она говорит.  
"Сумасшедшая! -- думаю. -- Вот ерунда...  
Как же можно "сюда",  
когда нужно -- "туда"?!"

2

Дорога,  
слишком дорого берешь. 
Не забывай про долг.  
Когда вернешь?.. 
Молчит дорога.  
Лишь июль печет, 
да пыль сухая по ногам течет, 
да черный грач на камне золотом, 
задумавшись, сидит  
с открытым ртом. 
Грачиный царь -- корона на башке, 
да перышко седое  
на брюшке. 
Знать, и ему дорога дорога... 
А может, и не царь он, а слуга?

Почем дорога?  
Разве хватит ног, 
чтоб уплатить?  
А сколько их, дорог! 
Лежат дороги. Да цена красна. 
Пуста-пуста грачиная казна. 
Лежат дороги.  
Пыль по ним метет. 
Но всяк по ним задумчиво идет: 
и царь, и раб, и плотник, и поэт... 
Идут-идут... И виноватых нет.

3

О чем ты, Тинатин? Ты вся в смятенье. 
Ты покачиваешься, слаба. 
Как хорошо, что не смертельны 
твои смертельные слова. 
Тебя единственную будни потчуют 
злорадной анонимной почтою 
и тихими шагами тихих жен, 
не называющих своих имен. 
Они чем яростнее, тем напевнее, 
как будто бы туда глядят,  
где листья опадают первые, 
где бабочки последние летят. 
Как в бой, они идут в кино, на рынок. 
Еще очнуться не успев, 
они плывут к тебе в своих перинах, 
тебя шельмуя нараспев.

А ты опять, себя раздаривая, 
перед нашествием стоишь одна, 
как виноградина раздавленная, 
что в тесной рюмочке -- у дна... 
...Когда-нибудь, из мрамора изваяны, 
вы рядом встанете в каком-то там саду. 
Кто будет знать, что были вы изранены 
все поровну в каком-то там году? 
Но вижу я грядущих жен, наверное 
входящих после поединков в сад, 
где, непорочны, вы застыли в ряд, 
где листья опадают первые, 
где бабочки последние летят.

4

Есть муки у огня. 
Есть радость у железа. 
Есть голоса у леса... 
Все это -- про меня.

В моем пустом дому -- 
большое ожиданье, 
как листьев оживанье 
неведомо к чему.

И можно гнать коня, 
беснуясь над обрывом, 
но можно быть счастливым 
и голову клоня.

И каждый день и час, 
кладя на сердце руку, 
я славлю ту разлуку, 
что связывает нас.

5

Как разбитая белая армия, 
 отступает под Мцхетою снег, 
 и его генералы бездарные 
 с арьегардами  
 тянутся вслед. 
 Капли капают с каждого дерева, 
 скоро-скоро 
 нагрянет апрель... 
 Что мы делаем?  
 Что с нами делает 
 полоумная эта капель?!

Не заботясь о завтрашней участи, 
на границе у света и тьмы 
не о мужестве,  
не о могуществе, 
а о слабости молимся мы! 
И какая-то вечная женщина 
удивленно шагает в любви, 
и горят так светло и торжественно 
за спиною ее корабли.

6

Всю ночь кричали петухи 
и шеями мотали, 
как будто новые стихи, 
закрыв глаза, читали.

Но было что-то в крике том 
от едкой той кручины, 
когда, согнувшись, входят в дом, 
постылые мужчины.

И был тот крик далек-далек 
и падал так же мимо, 
как гладят, глядя в потолок, 
чужих и нелюбимых.

Когда ласкать уже невмочь 
и отказаться трудно... 
И потому всю ночь, всю ночь  
не наступало утро...

7

Ты -- мальчик мой, мой белый свет, 
оруженосец мой примерный. 
В круговороте дней и лет 
какие ждут нас перемены?

Какие примут нас века? 
Какие смехом нас проводят?.. 
Живем, как будто в половодье... 
Как хочется наверняка!

8

Любовь, любовь -- такое государство,  
где нет ни бед, ни радостей твоих,  
где пламень сердца  
и души богатства --  
все ровно пополам,  
все на двоих. Где назревает днями и ночами  
еще неведомое  
торжество, где все -- как рекруты,  
все -- как начало,  
и каждый начинает с ничего.  
Однако  
замечаю я, что прячут  
какие-то досады от меня.  
Над Ней ломают головы и плачут  
и странные дают ей имена.  
Я замечаю горестные лица.  
Мне самому  
страшна  
судьба  
моя...  
О, что-то, знать, неладное творится  
в стране Любовь 
где проживаю я:  
люблю с опаской,  
верю осторожно,  
спешу тревожно из далеких мест. 

Лицо любви -- оно как знак дорожный,  
прямой не разрешающий проезд.  
И для Нее,  
как на года осады,  
как против крепости  
готовят здесь  
и соглядатаев, и диверсантов,  
и западни, и подкупы, и лесть...  
А кто готовит?  
Тот, кто был счастливым.  
Им все прошло. Им нету ничего...  
Эй, рекруты!  
Вы, милые, смешливы  
до первого сраженья своего:  
мол, где оно там, горе -- за годами...  
А молодость -- гасить-не погасить...  
Все похохатываете, Адамы,  
все яблочка торопитесь вкусить!  
Пока ж вы ходите, его срывая,  
уже лежит в наветах и крови,  
неупраздненная и нежилая  
античная  
империя  
любви.

1964