Булат Окуджава


Мой отец

Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив,  
и к жесткому чубчику ежеминутно его пятерня прикасалась. 
Он так и запомнился мне на прощанье, к порогу лицо обратив,  
а жизнь быстротечна, да вот бесконечной ему почему-то казалась.

Его расстреляли на майском рассвете, и вот он уже далеко.  
Все те же леса, водопады, дороги и запах акации острый.  
А кто-то ж кричал: "Не убий!" одинокий... И в это поверить легко,  
но бредили кровью и местью святою все прочие братья и сестры. 

И время отца моего молодого печальный развеяло прах,  
и нету надгробья, и памяти негде над прахом склониться, рыдая.  
А те, что виновны в убийстве, и сами давно уже все в небесах.  
И там, в вышине, их безвестная стая кружится, редея и тая. 

В учебниках школьных покуда безмолвны и пуля, и пламя, и плеть,  
но чье-то перо уже пишет и пишет о том, что пока безымянно.  
И нам остается, пока суд да дело, не грезить, а плакать и петь.  
И слезы мои солоны и горючи. И голос прекрасен... Как странно!

1987