АРХИВ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ            




 

 

Булат Окуджава


"Что-то сыночек мой уединением стал тяготиться..."

Антону

Что-то сыночек мой уединением стал тяготиться. 
Разве прекрасное в шумной компании может родиться? 
Там и мыслишки, внезапно явившейся, не уберечь: 
в уши разверстые только напрасная просится речь.

Папочка твой не случайно сработал надежный свой кокон. 
Он состоит из дубовых дверей и зашторенных окон. 
Он состоит из надменных замков и щеколд золотых... 
Лица незваные с благоговением смотрят на них.

Чем же твой папочка в коконе этом прокуренном занят? 
Верит ли в то, что перо не продаст, что строка не обманет? 
Верит ли вновь, как всю жизнь, в обольщения вечных химер: 
в гибель зловещего Зла и в победу Добра, например?

Шумные гости, не то чтобы циники -- дети стихии, 
ищут себе вдохновенья и радостей в годы лихие, 
не замечая, как вновь во все стороны щепки летят, 
черного Зла не боятся, да вот и Добра не хотят.

Все справедливо. Там новые звуки рождаются глухо. 
Это мелодия. К ней и повернуто папочки ухо. 
Но неуверенно как-то склоняется вниз голова: 
музыка нравится, но непонятные льются слова.

Папочка делает вид, что и нынче он истиной правит. 
То ли и впрямь не устал обольщаться, а то ли лукавит, 
что, мол, гармония с верою будут в одно сведены... 
Только никто не дает за нее даже малой цены.

Все справедливо. И пусть он лелеет и холит свой кокон. 
Вы же ликуйте и иронизируйте шумно и скопом, 
но погрустите хотя бы, увидев, как сходит на нет 
серый, чужой, старомодный, сутулый его силуэт.

1989

 

Версия для печати