| 
 
 
 
 
 | Том 2
 
 В начале жизни школу помню я;
 Там нас, детей беспечных, было много;
 Неровная и резвая семья.
 
 Смиренная, одетая убого,
 Но видом величавая жена
 Над школою надзор хранила строго.
 
 Толпою нашею окружена,
 Приятным, сладким голосом, бывало,
 С младенцами беседует она.
 
 Ее чела я помню покрывало
 И очи светлые, как небеса.
 Но я вникал в ее беседы мало.
 
 Меня смущала строгая краса
 Ее чела, спокойных уст и взоров,
 И полные святыни словеса.
 
 Дичась ее советов и укоров,
 Я про себя превратно толковал
 Понятный смысл правдивых разговоров,
 
 
 И часто я украдкой убегал
 В великолепный мрак чужого сада,
 Под свод искусственный порфирных скал.
 
 Там нежила меня теней прохлада;
 Я предавал мечтам свой юный ум,
 И праздномыслить было мне отрада.
 
 Любил я светлых вод и листьев шум,
 И белые в тени дерев кумиры,
 И в ликах их печать недвижных дум.
 
 Всё — мраморные циркули и лиры,
 Мечи и свитки в мраморных руках,
 На главах лавры, на плечах порфиры —
 
 Все наводило сладкий некий страх
 Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
 При виде их, рождались на глазах.
 
 Другие два чудесные творенья
 Влекли меня волшебною красой:
 То были двух бесов изображенья.
 
 Один (Дельфийский идол) лик младой —
 Был гневен, полон гордости ужасной,
 И весь дышал он силой неземной.
 
 Другой женообразный, сладострастный,
 Сомнительный и лживый идеал —
 Волшебный демон — лживый, но прекрасный.
 
 Пред ними сам себя я забывал;
 В груди младое сердце билось — холод
 Бежал по мне и кудри подымал.
 
 
 Безвестных наслаждений ранний голод
 Меня терзал — уныние и лень
 Меня сковали — тщетно был я молод.
 
 Средь отроков я молча целый день
 Бродил угрюмый — всё кумиры сада
 На душу мне свою бросали тень.
 
  Версия для печати |  |