| 
 
 
 
 
 | Том 1
 
 
 ГОРОДОК
(К ***)
 Прости мне, милый друг,
 Двухлетнее молчанье:
 Писать тебе посланье
 Мне было недосуг.
 На тройке пренесенный
 Из родины смиренной
 В великий град Петра,
 От утра до утра
 Два года все кружился
 Без дела в хлопотах,
 Зевая, веселился
 В театре, на пирах;
 Не ведал я покоя,
 Увы! ни на часок,
 Как будто у налоя
 В великой четверток
 Измученный дьячок.
 Но слава, слава богу!
 На ровную дорогу
 Я выехал теперь;
 Уж вытолкал за дверь
 Заботы и печали,
 Которые играли,
 Стыжусь, столь долго мной;
 И в тишине святой
 
 
 Философом ленивым,
 От шума вдалеке,
 Живу я в городке,
 Безвестностью счастливом.
 Я нанял светлый дом
 С диваном, с камельком;
 Три комнатки простые —
 В них злата, бронзы нет,
 И ткани выписные
 Не кроют их паркет.
 Окошки в сад веселый,
 Где липы престарелы
 С черемухой цветут;
 Где мне в часы полдневны
 Березок своды темны
 Прохладну сень дают;
 Где ландыш белоснежный
 Сплелся с фиалкой нежной
 И быстрый ручеек,
 В струях неся цветок,
 Невидимый для взора,
 Лепечет у забора.
 Здесь добрый твой поэт
 Живет благополучно;
 Не ходит в модный свет;
 На улице карет
 Не слышит стук докучный;
 Здесь грома вовсе нет;
 Лишь изредка телега
 Скрыпит по мостовой,
 Иль путник, в домик мой
 Пришед искать ночлега,
 Дорожною клюкой
 В калитку постучится...
 
 Блажен, кто веселится
 В покое, без забот,
 С кем втайне Феб дружится
 И маленький Эрот;
 Блажен, кто на просторе
 В укромном уголке
 
 276
 Не думает о горе,
 Гуляет в колпаке,
 Пьет, ест, когда захочет,
 О госте не хлопочет!
 Никто, никто ему
 Лениться одному
 В постеле не мешает;
 Захочет — аонид
 Толпу к себе сзывает;
 Захочет — сладко спит,
 На Рифмова склоняясь
 И тихо забываясь.
 Так я, мой милый друг,
 Теперь расположился;
 С толпой бесстыдных слуг
 Навеки распростился;
 Укрывшись в кабинет,
 Один я не скучаю
 И часто целый свет
 С восторгом забываю.
 Друзья мне — мертвецы,
 Парнасские жрецы;
 Над полкою простою
 Под тонкою тафтою
 Со мной они живут.
 Певцы красноречивы,
 Прозаики шутливы
 В порядке стали тут.
 Сын Мома и Минервы,
 Фернейский злой крикун,
 Поэт в поэтах первый,
 Ты здесь, седой шалун!
 Он Фебом был воспитан,
 Издетства стал пиит;
 Всех больше перечитан,
 Всех менее томит;
 Соперник Эврипида,
 Эраты нежный друг,
 Арьоста, Тасса внук —
 Скажу ль?.. отец Кандида —
 Он все: везде велик
 
 277
 Единственный старик!
 На полке за Вольтером
 Виргилий, Тасс с Гомером
 Все вместе предстоят.
 В час утренний досуга
 Я часто друг от друга
 Люблю их отрывать.
 Питомцы юных граций —
 С Державиным потом
 Чувствительный Гораций
 Является вдвоем.
 И ты, певец любезный,
 Поэзией прелестной
 Сердца привлекший в плен,
 Ты здесь, лентяй беспечный,
 Мудрец простосердечный,
 Ванюша Лафонтен!
 Ты здесь — и Дмитрев нежный,
 Твой вымысел любя,
 Нашел приют надежный
 С Крыловым близ тебя.
 Но вот наперсник милый
 Психеи златокрылой!
 О добрый Лафонтен,
 С тобой он смел сразиться...
 Коль можешь ты дивиться,
 Дивись: ты побежден!
 Воспитанны Амуром,
 Вержье, Парни с Грекуром
 Укрылись в уголок.
 (Не раз они выходят
 И сон от глаз отводят
 Под зимний вечерок.)
 Здесь Озеров с Расином,
 Руссо и Карамзин,
 С Мольером-исполином
 Фонвизин и Княжнин.
 За ними, хмурясь важно,
 Их грозный Аристарх
 Является отважно
 В шестнадцати томах.
 
 278
 Хоть страшно стихоткачу
 Лагарпа видеть вкус,
 Но часто, признаюсь,
 Над ним я время трачу.
 
 Кладбище обрели
 Ha самой нижней полке
 Все школьнически толки,
 Лежащие в пыли,
 Визгова сочиненья,
 Глупона псалмопенья,
 Известные творенья
 Увы! одним мышам.
 Мир вечный и забвенье
 И прозе и стихам!
 Но ими огражденну
 (Ты должен это знать)
 Я спрятал потаенну
 Сафьянную тетрадь.
 Сей свиток драгоценный,
 Веками сбереженный,
 От члена русских сил,
 Двоюродного брата,
 Драгунского солдата
 Я даром получил.
 Ты, кажется, в сомненье...
 Нетрудно отгадать;
 Так, это сочиненья,
 Презревшие печать.
 Хвала вам, чады славы,
 Враги парнасских уз!
 О князь, наперсник муз,
 Люблю твои забавы;
 Люблю твой колкий стих
 В посланиях твоих,
 В сатире — знанье света
 И слога чистоту,
 И в резвости куплета
 Игриву остроту.
 И ты, насмешник смелый,
 В ней место получил,
 
 279
 Чей в аде свист веселый
 Поэтов раздражил,
 Как в юношески леты
 В волнах туманной Леты
 Их гуртом потопил;
 И ты, замысловатый
 Буянова певец,
 В картинах толь богатый
 И вкуса образец;
 И ты, шутник бесценный,
 Который Мельпомены
 Котурны и кинжал
 Игривой Талье дал!
 Чья кисть мне нарисует,
 Чья кисть скомпанирует
 Такой оригинал!
 Тут вижу я — с Чернавкой
 Подщипа слезы льет;
 Здесь князь дрожит под лавкой,
 Там дремлет весь совет;
 В трагическом смятенье
 Плененные цари,
 Забыв войну, сраженья,
 Играют в кубари...
 Но назову ль детину,
 Что доброю порой
 Тетради половину
 Наполнил лишь собой!
 О ты, высот Парнаса
 Боярин небольшой,
 Но пылкого Пегаса
 Наездник удалой!
 Намаранные оды,
 Убранство чердаков,
 Гласят из рода в роды:
 Велик, велик — Свистов!
 Твой дар ценить умею,
 Хоть, право, не знаток;
 Но здесь тебе не смею
 Хвалы сплетать венок:
 
 280
 Свистовским должно слогом
 Свистова воспевать;
 Но, убирайся с богом,
 Как ты, в том клясться рад,
 Не стану я писать.
 
 О вы, в моей пустыне
 Любимые творцы!
 Займите же отныне
 Беспечности часы.
 Мой друг! весь день я с ними,
 То в думу углублен,
 То мыслями своими
 В Элизий пренесен.
 Когда же на закате
 Последний луч зари
 Потонет в ярком злате,
 И светлые цари
 Смеркающейся ночи
 Плывут по небесам,
 И тихо дремлют рощи,
 И шорох по лесам,
 Мой гений невидимкой
 Летает надо мной;
 И я в тиши ночной
 Сливаю голос свой
 С пастушьею волынкой.
 Ах! счастлив, счастлив тот,
 Кто лиру в дар от Феба
 Во цвете дней возьмет!
 Как смелый житель неба,
 Он к солнцу воспарит,
 Превыше смертных станет,
 И слава громко грянет:
 «Бессмертен ввек пиит!»
 
 Но ею мне ль гордиться,
 Но мне ль бессмертьем льститься?..
 До слез я спорить рад,
 Не бьюсь лишь об заклад,
 
 
 Как знать, и мне, быть может,
 Печать свою наложит
 Небесный Аполлон;
 Сияя горним светом,
 Бестрепетным полетом
 Взлечу на Геликон.
 Не весь я предан тленью;
 С моей, быть может, тенью
 Полунощной порой
 Сын Феба молодой,
 Мой правнук просвещенный,
 Беседовать придет
 И мною вдохновенный
 На лире воздохнет.
 
 Покамест, друг бесценный,
 Камином освещенный,
 Сижу я под окном
 С бумагой и с пером,
 Не слава предо мною,
 Но дружбою одною
 Я ныне вдохновен.
 Мой друг, я счастлив ею.
 Почто ж ее сестрой,
 Любовию младой
 Напрасно пламенею?
 Иль юности златой
 Вотще даны мне розы,
 И лить навеки слезы
 В юдоле, где расцвел
 Мой горестный удел?..
 Певца сопутник милый,
 Мечтанье легкокрыло!
 О, будь же ты со мной,
 Дай руку сладострастью
 И с чашей круговой
 Веди меня ко счастью
 Забвения тропой;
 И в час безмолвной ночи,
 Когда ленивый мак
 
 
 Покроет томны очи,
 На ветреных крылах
 Примчись в мой домик тесный,
 Тихонько постучись
 И в тишине прелестной
 С любимцем обнимись!
 Мечта! в волшебной сени
 Мне милую яви,
 Мой свет, мой добрый гений,
 Предмет моей любви,
 И блеск очей небесный,
 Лиющих огнь в сердца,
 И граций стан прелестный,
 И снег ее лица;
 Представь, что, на коленях
 Покоясь у меня,
 В порывистых томленьях
 Склонилася она
 Ко груди грудью страстной,
 Устами на устах,
 Горит лицо прекрасной,
 И слезы на глазах!..
 Почто стрелой незримой
 Уже летишь ты вдаль?
 Обманет — и пропал
 Беглец невозвратимый!
 Не слышит плач и стон,
 И где крылатый сон?
 Исчезнет обольститель,
 И в сердце грусть-мучитель.
 
 Но все ли, милый друг,
 Быть счастья в упоенье?
 И в грусти томный дух
 Находит наслажденье:
 Люблю я в летний день
 Бродить один с тоскою,
 Встречать вечерню тень
 Над тихою рекою
 И с сладостной слезою
 В даль сумрачну смотреть;
 
 
 Люблю с моим Мароном
 Под ясным небосклоном
 Близ озера сидеть,
 Где лебедь белоснежный,
 Оставя злак прибрежный,
 Любви и неги полн,
 С подругою своею,
 Закинув гордо шею,
 Плывет во злате волн.
 Или, для развлеченья,
 Оставя книг ученье,
 В досужный мне часок
 У добренькой старушки
 Душистый пью чаек;
 Не подхожу я к ручке,
 Не шаркаю пред ней;
 Она не приседает,
 Но тотчас и вестей
 Мне пропасть наболтает.
 Газеты собирает
 Со всех она сторон,
 Все сведает, узнает:
 Кто умер, кто влюблен,
 Кого жена по моде
 Рогами убрала,
 В котором огороде
 Капуста цвет дала,
 Фома свою хозяйку
 Не за́ что наказал,
 Антошка балалайку,
 Играя, разломал, —
 Старушка все расскажет;
 Меж тем как юбку вяжет,
 Болтает все свое;
 А я сижу смиренно
 В мечтаньях углубленный,
 Не слушая ее.
 На рифмы удалого
 Так некогда Свистова
 В столице я внимал,
 
 
 Когда свои творенья
 Он с жаром мне читал,
 Ах! видно, бог пытал
 Тогда мое терпенье!
 
 Иль добрый мой сосед,
 Семидесяти лет,
 Уволенный от службы
 Майором отставным,
 Зовет меня из дружбы
 Хлеб-соль откушать с ним.
 Вечернею пирушкой
 Старик, развеселясь,
 За дедовскою кружкой
 В прошедшем углубясь,
 С очаковской медалью
 На раненой груди,
 Воспомнит ту баталью,
 Где роты впереди
 Летел на встречу славы,
 Но встретился с ядром
 И пал на дол кровавый
 С булатным палашом.
 Всегда я рад душою
 С ним время провождать,
 Но, боже, виноват!
 Я каюсь пред тобою,
 Служителей твоих,
 Попов я городских
 Боюсь, боюсь беседы,
 И свадебны обеды
 Затем лишь не терплю,
 Что сельских иереев,
 Как папа иудеев,
 Я вовсе не люблю,
 А с ними крючковатый
 Подьяческий народ,
 Лишь взятками богатый
 И ябеды оплот.
 
 Но, друг мой, если вскоре
 Увижусь я с тобой,
 То мы уходим горе
 За чашей круговой;
 Тогда, клянусь богами,
 (И слово уж сдержу)
 Я с сельскими попами
 Молебен отслужу.
 
 
 
  Версия для печати |  |