АРХИВ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ            




 

 

Пастернак Борис

 

 

Смерть поэта

Не верили, — считали, — бредни, 
Но узнавали: от двоих, 
Троих, от всех. Равнялись в строку 
Остановившегося срока 
Дома чиновниц и купчих, 
Дворы, деревья, и на них 
Грачи, в чаду от солнцепека 
Разгоряченно на грачих 
Кричавшие, чтоб дуры впредь не 
Совались в грех. 
И как намедни 
Был день. Как час назад. Как миг 
Назад. Соседний двор, соседний 
Забор, деревья, шум грачих. 
Лишь был на лицах влажный сдвиг, 
Как в складках порванного бредня. 

Был день, безвредный день, безвредней 
Десятка прежних дней твоих. 
Толпились, выстроясь в первей, 
Как выстрел выстроил бы их. 

Как, сплющив, выплеснул из стока б 
Лещей и щуку минный вспых 
Шутих, заложенных в осоку, 
Как вздох пластов нехолостых. 

Ты спал, постлав постель на сплетне, 
Спал и, оттрепетав, был тих, — 
Красивый, двадцатидвухлетний, 
Как предсказал твой тетраптих. 

Ты спал, прижав к подушке щеку, 
Спал, — со всех ног, со всех лодыг 
Врезаясь вновь и вновь с наскоку 
В разряд преданий молодых. 

Ты в них врезался тем заметней, 
Что их одним прыжком достиг. 
Твой выстрел был подобен Этне 
В предгорьи трусов и трусих. 

Друзья же изощрялись в спорах, 
Забыв, что рядом — жизнь и я. 

Ну что ж еще? Что ты припер их 
К стене, и стер с земли, и страх 
Твой порох выдает за прах? 

Но мрази только он и дорог. 
На то и рассуждений ворох, 
Чтоб не бежала закрая 
Большого случая струя, 
Чрезмерно скорая для хворых. 

Так пошлость свертывает в творог 
Седые сливки бытия, 

Версия для печати