|
Я знал, что эта женщина к партийцуЯ знал, что эта женщина к партийцу. Партиец приходился ей родней. Узнав, что он не скоро возвратится, Она уселась с книжкой в проходной.
Она читала, заслонив коптилку, Ложась на нас наплывом круглых плеч. Полпотолка срезала тень затылка. Нам надо было залу пересечь.
Мы шли, как вдруг: «Спекторский, мы знакомы» — Высокомерно раздалось нам вслед, И, не готовый ни к чему такому, Я затесался третьим в tete-a-tete.
Бухтеева мой шеф по всей проформе, О чем тогда я не мечтал ничуть. Перескажу, что помню, попроворней, Тем более, что понял только суть.
Я помню ночь, и помню друга в краске, И помню плошки утлый фитилек. Он изгибался, точно ход развязки Его по глади масла ветром влек.
Мне бросилось в глаза, с какой фриволью, Невольный вздрог улыбкой погася, Она шутя обдернула револьвер И в этом жесте выразилась вся.
Как явственней, чем полный вздох двурядки, Вздохнул у локтя кожаный рукав, А взгляд, косой, лукавый взгляд бурятки, Сказал без слов: «Мой друг, как ты плюгав!»
Присутствие мое их не смутило. Я заперся, но мой дверной засов Лишь удесятерил слепую силу Друг друга обгонявших голосов.
Был разговор о свинстве мнимых сфинксов, О принципах и принцах, но весом Был только темный призвук материнства В презреньи, в ласке, в жалости, во всем.
«Вы вспомнили рождественских застольцев?..— Изламываясь радугой стыда, Гремел вопрос. — Я дочь народовольцев. Вы этого не поняли тогда?»
Он отвечал... «Но чтоб не быть уродкой,— Рвалось в ответ, — ведь надо ж чем-то быть?» И вслед за тем: «Я родом — патриотка. Каким другим оружьем вас добить?..»
Уже мне начинало что-то сниться (Я, видно, спал), как зазвенел звонок. Я выбежал, дрожа, открыть партийцу И бросился назад что было ног.
Но я прозяб, согреться было нечем, Постельное тепло я упустил. И тут лишь вспомнил я о происшедшем. Пока я спал, обоих след простыл.
Версия для печати
|
|